Святой сергий радонежский чудотворец биография. «История о великом святом. Сергий Радонежский». Другие варианты биографии

О жизни Сергия Радонежского, иеромонаха Русской церкви, реформатора монашества на севере Руси и основателя Свято-Троицкого монастыря, известно немногое. Все, что мы знаем о «великом старце», причисленному к лику святых, написано его учеником монахом Епифанием Премудрым.

Позже житие Сергия Радонежского было отредактировано Пахомием Сербом (Логофетом). Из него наши современники черпают информацию об основных вехах биографии церковного деятеля. В своем жизнеописании Епифаний сумел донести до читателя суть личности учителя, его величие и обаяние. Воссозданная им земная стезя Сергия дает возможность понять истоки его славы. Его жизненный путь показателен тем, что дает понять, как легко преодолеваются любые жизненные трудности с верой в Бога.

Детство

Дата рождения будущего подвижника точно не известна, одни источники называют 1314 г., другие – 1322 г, третьи склоняются к тому, что Сергий Радонежский появился на свет 3 мая 1319 г. При крещении младенец получил имя Варфоломей. По древнему преданию, родителями Сергия были боярин Кирилл и его жена Мария, проживавшие в селе Варницы в окрестностях Ростова.

Их усадьба располагалась недалеко от города – в местах, где впоследствии был возведен Троицкий Варницкий монастырь. У Варфоломея было еще два брата, он был средним. В семь лет мальчика отдали учиться. В отличие от смышленых, быстро схватывающих грамоту братьев, обучение будущему святому давалось с трудом. Но случилось чудо: удивительным образом отрок познал грамоту.

Это событие описывает в своей книге Епифаний Премудрый. Варфоломей, желая научиться читать и писать, подолгу и с усердием молился, просил Господа вразумить его. Однажды перед ним явился старец в черной ризе, которому мальчик поведал о своей беде и попросил, чтобы тот помолился за него и попросил помощи у Бога. Старец пообещал, что с этой минуты отрок будет писать и читать и превзойдет своих братьев.

Они вошли в часовню, где Варфоломей уверенно и без запинки прочитал псалом. Затем они оправились к родителям. Старец рассказал, что их сын отмечен Богом еще перед родами, когда она пришла в церковь на службу. Во время пения литургии ребенок, находясь во чреве матери, три раза прокричал. На этот сюжет из жития святого живописец Нестеров написал картину «Видение отроку Варфоломею».

С этого момента Варфоломею стали доступны книги о житии святых. При изучении Святого писания у отрока появился интерес к церкви. С двенадцати лет Варфоломей много времени посвящает молитве и соблюдает строгий пост. По средам и пятницам он голодает, в остальные дни ест хлеб и пьет воду, молится ночами. Марию беспокоит поведение сына. Это становится предметом споров и разногласий между отцом и матерью.

В 1328-1330 годах семья столкнулась с серьезными материальными проблемами, обеднела. Это стало причиной того, что Кирилл и Мария с детьми перебрались в Радонеж – поселение на окраине княжества Московского. Это были нелегкие, смутные времена. На Руси властвовала Золотая орда, творилось беззаконие. Население подвергалось регулярным набегам и облагалось непосильной данью. Княжествами управляли князья, назначенные татаро-монгольскими ханами. Все это стало причиной переезда семьи из Ростова.

Монашество

В 12-летнем возрасте Варфоломей принимает решение постричься в монахи. Его родители не стали препятствовать, но выставили условие, что монахом он сможет стать только тогда, когда их не станет. Варфоломей был их единственной опорой, так как другие братья проживали отдельно со своими детьми и женами. В скором времени родители скончались, поэтому ждать пришлось недолго.

По традиции тех времен перед кончиной они приняли иноческий постриг и схиму. Варфоломей отправляется в Хотьково-Покровский монастырь, в котором находится его брат Стефан. Он овдовел и принял постриг раньше брата. Стремление к строгой монашеской жизни привело братьев на берег реки Кончуры в урочище Маковец, где ими была основана пустынь.

В глухом бору братья построили деревянную келью из бревен и маленькую церквушку, на месте которой в настоящее время стоит собор Святой Троицы. Брат не выдерживает отшельнической жизни в лесу и перебирается в Богоявленский монастырь. Варфоломей, которому было всего 23 года, принимает постриг, становится отцом Сергием и остается жить в урочище в полном одиночестве.

Прошло немного времени, и в Маковец потянулись иноки, образовалась обитель, по прошествии лет ставшая Троице-Сергиевой лаврой, существующей и поныне. Ее первым игуменом был некий Митрофан, вторым игуменом – отец Сергий. Настоятели обители и ученики не брали подаяний от верующих, живя плодами своего труда. Община разрасталась, вокруг монастыря селились крестьяне, осваивались поля и луга, а прежняя заброшенная глухомань превратилась в обжитую территорию.

Подвиги и слава монахов стали известны в Царьграде. От Патриарха вселенского Филофея преподобному Сергию был послан крест, схима, параман и грамота. По совету Патриарха в монастыре вводится киновия – общинножительный устав, принятый впоследствии многими обителями Руси. Это было смелое нововведение, так как в то время монастыри жили по особножительному уставу, по которому иноки обустраивали свою жизнь так, как им позволяли средства.

Киновия предполагала имущественное равенство, питание из одного котла в общей трапезной, одинаковую одежду и обувь, повиновение игумену и «старцам». Такой способ жизни был идеальным образцом отношений среди верующих. Монастырь превратился в самостоятельную общину, жители которой занимались прозаическими крестьянскими работами, молились о спасении души и всего мира. Утвердив устав «общего жития» в Маковце, Сергий стал внедрять животворную реформу в других монастырях.

Монастыри, основанные Сергием Радонежским

• Троице-Сергиевая Лавра;
• Старо-Голутвин близ Коломны в Московской обл;
• Высоцкий монастырь в Серпухове;
• Благовещенский монастырь в г. Киржач, Владимирской обл;
• Георгиевский монастырь на р. Клязьме.

Последователи учений святого основали еще более сорока монастырей на территории Руси. Большая их часть строилась в лесной глуши. Со временем вокруг них появились деревни. “Монастырская колонизация”, начатая Радонежским, позволила создать опорные пункты для освоения земель и развития Русского Севера и Заволжья.

Куликовская битва

Сергий Радонежский был великим миротворцем, внесшим неоценимый вклад в единение народа. Тихими и кроткими речами он находил дорогу к сердцам людей, призывая к послушанию и миру. Он примирял враждующие стороны, призывая к подчинению князю московскому и объединению всех земель русских. Впоследствии это создало благоприятные условия для освобождения от татаро-монголов.

Велика роль Сергия Радонежского в битве на Куликовском поле. Перед боем Великий князь пришел к святому помолиться и попросить совета, богоугодное ли дело воевать русскому человеку против безбожников. Хан Мамай и его громадное войско хотели поработить свободолюбивый, но охваченный страхом, русский народ. Преподобный Сергий дал князю благословение на битву и предрек победу над татарской ордой.

Сергий Радонежский благословляет Дмитрия Донского на Куликовскую битву

Вместе с князем он отправляет и двух иноков, нарушая тем самым церковные каноны, запрещавшие монахам воевать. Сергий был готов пожертвовать спасением своей души ради Отечества. Русское войско одержало поеду в Куликовской битве в день Рождества Пресвятой Богородицы. Это стало еще одним свидетельством особой любви и покровительства Божьей матери на Русской земле. Молитва Пречистой сопровождала всю жизнь святого, его любимой келейной иконой была “Богоматерь Одигитрия” (Путеводительница). Не проходило дня без пения акафиста – хвалебного песнопения, посвященного Богородице.

Чудеса

Восхождение по пути духовного совершенствования подвижника сопровождалось мистическими видениями. Ему виделись ангелы и райские птицы, небесный огонь и божественное сияние. С именем святого связывают чудеса, которые начались еще до рождения. Первое чудо, о котором упоминалось выше, произошло во чреве матери. Крик младенца слышали все, кто находился в церкви. Второе чудо связано с неожиданно раскрывшимися способностями к знаниям.

Вершиной духовного созерцания стало явление Пресвятой Богородицы, которого удостоился святой старец. Однажды, после самозабвенной молитвы перед иконой, его озарил ослепительный свет, в лучах которого он увидел Пречистую Богородицу в сопровождении двух апостолов – Петра и Иоанна. Монах упал на колени, а Пречистая прикоснулась к нему и сказала, что услышала молитвы и будет впредь помогать. После этих слов она вновь стала невидимой.

Явление Пресвятой Богородицы было хорошим предзнаменованием для монастыря и всей Руси. Предстояла большая война с татарами, люди находилиь в состоянии тревожного ожидания. Видение стало пророчеством, доброй вестью о благополучном исходе и грядущей победе над ордой. Тема явления Богородицы игумену стала одной из самых популярных в иконописи.

Смерть

Жизненный закат Сергия, который дожил до глубокой старости, был ясным и тихим. Его окружали многочисленные ученики, он был почитаем великими князьями и последними нищими. За полгода до смерти Сергий передал игуменство ученику Никону и отрешился от всего мирского, «начал безмолствовать», готовясь к смерти.

Когда недуг стал одолевать все сильней, в предчувствии ухода он собирает монашескую братию и обращается к ним с наставлением. Просит «иметь страх Божий», хранить единомыслие, чистоту души и тела, любовь, смирение и страннолюбие, выражающееся в заботе о нищих и бездомных. В мир иной старец отошел 25 сентября 1392 г.

Память

После кончины троицкие монахи возвели его в ранг святых, называя преподобным, чудотворцем и святителем. Над могилой святого был построен каменный собор, названный Троицким. Стены собора и иконостас расписывала артель под руководством . Старинные росписи не сохранились, на их месте в 1635 г. были созданы новые.

По другой версии канонизация Радонежского состоялась позже, 5 (18) июля, когда были обретены мощи святого. Мощи по сей день находятся в Троицком соборе. Его стены они покидали только при сильнейшей угрозе – во время пожаров и наполеоновского нашествия. С приходом к власти большевиков мощи были вскрыты, а останки хранились в Сергиевском историко-художественном музее.

Скромный радонежский игумен обрел бессмертие в памяти последователей, всех верующих и в истории государства. Святого считали своим заступником и покровителем московские цари, посещавшие богомолья в Троицком монастыре. К его образу обращались в тяжелые для русского народа времена. Его имя стало символом духовного богатства России и народа.

Датами памяти святого является день его кончины 25 сентября (8 октября) и день прославления святых иноков Троице-Сергиевой Лавры 6 (19) июля. В биографии святого есть множество фактов самоотверженного служения Богу. В его честь построено множество монастырей, храмов и памятников. Только в столице 67 храмов, многие строились в XVII-XVIII в. Есть они и за границей. Написано множество икон и картин с его образом.

Чудотворная икона «Сергий Радонежский» помогает родителям, когда они молятся о своих детях, чтобы те хорошо учились. В доме, где есть икона, детки находятся под его покровительством. К помощи святого прибегают школьники и студенты, когда испытывают трудности в учебе и во время сдачи экзаменов. Молитва перед иконой помогает в судебных делах, защищает от ошибок и обидчиков.

Это реальная историческая фигура. Правда, имя Сергия на данный момент служит источником жарких споров верующих и атеистов, любителей национального духа и скептиков-историков. Не все верят, что он действительно благословлял Дмитрия Донского на Куликовскую битву - скажем, существует мнение, что этот военачальник был Сергию Радонежскому крайне неприятен, и святые отцы даже обрекли его анафеме… В нашей статье мы расскажем о житие этого русского святого так, как это рассказывают в церкви. Постараемся излагать факты кратко, но не упустить ничего важного.

Каждому народу нужны свои герои. Но кроме того, также несказанно важны для любой нации и собственные святые - благочестивые предки, которых можно искренне уважать и на которых можно ровняться. А особенно - чудотворцы, даже после своей земной кончины помогающие благочестивым людям, которые молятся их иконам. Когда церковь в России вернулась в свои права и о вере наконец заговорили открыто, без критики, оказалось, что за много сотен лет почитания Христа здесь родилось множество праведников и мучеников, и их имена стоят того, чтобы будущие поколения помнили их. Одним из таких праведников считается преподобный Сергий. Этот святой настолько популярен, что в данное время готовится к прокату мультфильм о его житие, чтобы даже детям были знакомы его имя, подвиги и чудеса.

Семья Сергия и его детство

Будущий святой родился 3 мая в семье ростовских бояр Кирилла и Марии (позже их тоже причислили к лику святых преподобных). Хоть его отец и служил местным князьям, историки уверены: он жил небогато, скромно. Маленький Варфоломей (именно такое имя Сергий получил при рождении, оно было подобрано по святцам) ухаживал за лошадьми, то есть с детства был не белоручкой.

В семь лет мальчика отдали в школу. Его старший брат хорошо понимал науку, а Варфоломею она совершенно не давалась. Он очень старался, но обучение оставалось для него чуждым и непонятным.

Первое чудо

Однажды, ища потерявшихся жеребят, маленький Варфоломей набрел на богообразного старца. Мальчик был огорчен, и старенький человек спросил, может ли он помочь ему. На что Варфоломей сказал, что хотел бы, чтобы Господь помог ему в учебе.

Старик помолился, после чего благословил мальчика и угостил его просфорой.

Добрый мальчик повел старика в свой дом, где родители посадили его за стол (они были хлебосольными к незнакомцам). После трапезы гость повел ребенка в молельню и попросил прочесть псалом из книги. Варфоломей отказывался, объясняя, что не сможет… Но потом взял в руки книжку, и все ахнули: так плавно полилась его речь.

Основание святой обители

Когда брат мальчика Стефан овдовел, он решил стать иноком. Вскоре и родители юношей преставились. Варфоломей решил отправиться к брату, в Хотьково-Покровский монастырь. Но надолго он там не остался.

В 1335 году они с братом построили маленькую деревянную церковь . Здесь, на холме Маковец, на берегу речки Кочуры, в когда-то глухом Радонежском бору, до сих пор существует святилище - правда, в наши дни это уже соборный храм Святой Троицы.

Жизнь в бору оказалась слишком уж аскетичной. Стефан со временем понял, что такое служение - не его удел, поэтому покинул обитель, переселившись в Москву, где вскоре стал игуменом Богоявленского монастыря.

23-летний Варфоломей не передумал стать монахом, и, не испугавшись полного лишений служения Господу, он обратился к игумену Митрофану и принял постриг. Его церковным именем стало Сергий.

Молодой монах остался в своей церквице один. Он много молился и постоянно постился. В его келье иногда появлялись бесы и даже сатана-искуситель, но Сергий не отступил от намеченного пути.

Однажды к его келье вышел самый грозный лесной зверь - медведь. Но монах не испугался, он стал кормить зверя с рук, и вскоре медведь стал ручным .

Несмотря на желание отказаться от всего мирского, сообщения о Сергии Радонежском разлетались по стране. К бору потянулись люди. Одни просто любопытствовали, а другие просились спасаться вместе. Так церковка стала разрастаться в общину.

• Сообща, будущие монахи возвели 12 келий, обнесли территорию высокой оградой.
• Братия вскопала огород, начали выращивать овощи на пропитание.
• Сергий был первым и на службе, и в работе. И, хоть зимой и летом носил одну и ту же одежду, совершенно не болел.
• Монастырь рос, и настала пора выбирать игумена. Братия захотела, чтобы им стал Сергий. Это решение одобрили и в Москве.
• Кельи уже строились в два ряда. Игумен монастыря оказался строгим: послушникам запрещалось болтать и просить подаяние. Все должны были работать или молиться, а частная собственность воспрещалась. Он и сам был очень скромен, не гоняясь ни за благами мирскими, ни за властью.
• Когда монастырь разросся в Лавру, пришлось выбирать келаря - святого отца, который заведовал хозяйством и казной. Также выбрали духовника (ему братия исповедалась) и экклезиарха (следил за порядком в церкви).

• При жизни Сергий прославился своими чудесами. Например, один человек пришел к нему, чтобы старец помолился о здоровье его сына. Но пока Сергий смог увидеть мальчика, тот умер. Отец отправился за гробом, а святой начал молиться над телом. И отрок поднялся!
• Но это было не единственное чудо исцеления. Сергий лечил слепоту, бессонницу. Известно также, что он изгнал бесов из одного вельможи.
• Кроме Троице-Сергиева, преподобный основал более пяти храмов.

Сергий и Дмитрий Донской

Тем временем эпоха Орды, опустошающей русские земли, близилась к концу. В Орде начался раздел власти - несколько кандидатов на роль хана убивали друг друга, а русские князья тем временем начали объединяться, собирая силы.

И вот 18 августа московский князь , которого скоро назовут Донским, с серпуховским князем Владимиром прибыли в Лавру . Там Сергий пригласил князей на трапезу, после которой благословил их на битву.

Известно, что из святой обители с князем уехали два монаха-схимника: Ослябя и Пересвет (последний в самом начале боя с татарами сошелся с татарским богатырем Челубеем, победил его, но и сам пал замертво). Действительно ли эти люди были монахами, ведь история (а вернее, предания) доносят к нам совсем не монашеские имена? Некоторые историки не верят даже в существование таких героев - впрочем, церковь верит и в их существование, и в то, что их послал сам игумен.

Бой был страшным, так как кроме орд хана Мамая на Дмитрия вышли литовцы, а также рязанский князь и его люди. Но 8 сентября 1380 года бой был выигран .

Интересно, что молясь в этот день вместе с братией в своей Лавре, по Божьему наитию Сергий называл имена павших соратников Дмитрия, а в конце сказал, что он выиграл бой.

Кончина святого

Он не оставил после себя писаний. Однако пример его трудолюбивой, праведной жизни до сих пор вдохновляет многих: одних - на скромную, тихою, угодную Богу жизнь, других - на монашество.

Впрочем, у Сергия был ученик - Епифаний. Ему стало обидно, что о старце почти не осталось памяти, и через 50 лет после его кончины Епифаний стал писать житие этого светлого человека.

В каких российских храмах можно молиться Сергию Радонежскому?

Этому святому посвящено около 700 храмов, причем не только в нашей стране, но и во всем мире. Еще бы: причисление Сергия Радонежского к лику святых произошло еще в 1452 году. Причем его почитают как православные, так и католики.

• Иконы Сергия можно найти в любом храме. Но лучше всего, конечно же, приехать в паломничество в саму Лавру. Здесь сохранилась его келья. Также из-под земли бьет источник, который ожил благодаря молитве этого игумена (он пожалел братьев, отправляющихся за водой далеко, и попросил Господа сделать так, чтобы вода была поближе к церковке). Веряне утверждают, что вода в нем целебная: очищает и от болезней, и от грехов.

Где же хранятся мощи святого? На данный момент там, где им и положено быть - в Троице-Сергиевой Лавре . Хотя до этого они прошли длинный путь. Могилу Сергия впервые вскрыли через 40 лет после его кончины. Очевидцы писали, что тело святого осталось нетленным. Позже мощи перевозили, чтобы уберечь от пожара, а также спасая от вражеских солдат во время войны с Наполеоном. Прикасались к гробу и советские ученые, поместив мощи Сергия в музей. А во время Второй Мировой тело Сергия было эвакуировано, но потом вернулось в Лавру.

О чем ему молятся?

• О помощи детям в учебе. А кроме того, к святому молятся и студенты, боящиеся плохих отметок на сессии.
• Также нетрудно догадаться, что к нему возносят просьбы о здравии детей.
• Еще Сергию молятся люди, имеющие много долгов. Считается, что при жизни этот человек помогал бедным должникам.
• Наконец, он - хороший помощник в примирении.
• А так как Сергий Радонежский оказал немалую поддержку в становлении московского государства, именно к нему часто молятся чиновники высших рангов.

Но какими словами принято обращаться к этому святому чудотворцу? Все молитвы к Сергию Радонежскому собраны в этом видео:

В лучах славы преподобного Сергия почти не виден его старший брат Стефан. Между тем он - фигура для XIV в. немаловажная. Стоявший вместе с младшим братом у истоков Троицкой обители, духовник великого князя Семена Гордого, друг и единомышленник митрополита всея Руси Алексия, настоятель столичного Богоявленского монастыря, Стефан Московский тоже почитается как преподобный. Однако известно о нем крайне мало, и жития этого святого не существует.

Стефан родился около 1310 г. Он лучше, чем младшие братья, знал жизнь в достатке боярского дома: хорошие одежды, дядька-воспитатель, собственный конь (ходить пешком по городу боярскому сыну не положено), упражнения с оружием для будущего воина, естественное честолюбие юного боярича. Но с годами достаток скудел, никло боярское достоинство, таяли надежды на почетную службу ростовскому князю.

Боярскому сыну оставалось лишь одно поприще, на котором можно было достичь высот: книжное учение. Ростов являлся одной из духовных столиц Северо-Восточной Руси, сохранившей многое из домонгольской поры. При архиерейском дворе в стенах монастыря Григория Богослова находилось учрежденное за век до того училище, своеобразная духовная академия того времени. Из его стен позднее выйдут такие высокообразованные подвижники, как писатель Епифаний Премудрый (автор жития Сергия Радонежского) и Стефан Пермской. Монастырь и училище имели богатую библиотеку, здешняя братия славилась церковным пением на греческом. Возможно, именно здесь Стефан обучился этому языку, а также богословским премудростям, что позволило ему позже войти в круг высшего московского духовенства.

В конце 1320-х гг. семья переехала в село Радонежское. Боярин Кирилл и его сыновья вынужденно впряглись в тяжкую повозку крестьянского труда. «Земляная» жизнь Стефану пришлась не по нраву, но до поры он терпел. Хотя характером он был резче, чем средний брат, нетерпеливее, эмоциональнее, в нем играли страсти.

Поворотным событием для него стала смерть жены. Гранью, разделившей мирскую жизнь в унижении - и монашеское восхождение со ступени на ступень, сначала во внешнем преуспеянии, затем во внутреннем духовном делании. Стефан принял уход жены как повеление свыше - тоже уйти из мира, облачиться в рясу инока, посвятить себя более высокому служению, чем то, о котором честолюбиво думалось в отрочестве. Монашеская жизнь позволяла стряхнуть с себя мечты о земном, мысли о попранной боярской чести, горечь нищеты.

Около 1335-1336 гг. он принял постриг в Покровском монастыре села Хотькова. Эта обитель, состоявшая тогда из мужской и женской частей, древнейшая из известных в Подмосковье. Вскоре в ней же надевали монашеские рясы отец и мать, Кирилл и Мария. Инок Стефан покоил их старость, а затем отдал им последний долг.

После сороковин по родителям в монастырь пришел Варфоломей и стал просить брата пойти с ним в леса - искать пустынное место для молитвенных подвигов. Дело казалось слишком необычным, неподъемным. О таком подвижничестве на Руси не слышали, почитай, с XI-XII вв. Но Варфоломей был настойчив, и Стефан не счел возможным уклониться от попечения о младшем. Не смог допустить, чтобы Варфоломей один ушел в леса и совершал там немыслимый духовный подвиг. Может быть, шевельнулось и честолюбие - Стефан увидел в младшем брате духовного делателя, намного превосходящего его самого, вспомнил, как младенцу Варфоломею пророчили богоизбранность. И не захотел быть ниже.

Варфоломей охотно отдался под руководство старшего брата. Но тяготы зимовки в диком лесу Стефан едва вынес. Он надумал вернуться в обжитой людьми мир. Наверное, тщетно уговаривал и брата. Варфоломей был тверд, как скала. Стефан же решил крепить дух в ином месте: в Москве, стремительно приобретавшей статус церковной столицы Руси, где могли пригодиться его книжные познания.

В Москве он пришел к земляку, бывшему ростовчанину - тысяцкому Протасию Вельяминову, ближайшему боярину великого князя. Вельяминовы были ктиторами Богоявленского монастыря, считавшегося аристократическим: его жаловали дарами великие князья, в нем принимали постриг бояре. При поддержке тысяцкого Стефан устроился жить в обители.

Поскольку он уже имел опыт сурового пустынничества и в какой-то мере познал его благодатность, то и в Москве не стал искать послаблений. Своим аскетизмом он вскоре обратил на себя внимание другого насельника обители - 40-летнего Алексия, будущего митрополита Руси. Двух образованных подвижников сблизила также любовь к книжной науке и церковному пению. «На клиросе оба, рядом стоя, пели» (из Жития Сергия).

Алексий, близкий к великокняжескому двору, осведомленный о внутренних пружинах московской политики, делился всем этим со Стефаном. Они вели беседы о будущем русских земель, о том, какую роль в соединении их и освобождении от татарского ига должна сыграть Церковь. Тогда-то Стефан и поведал Алексию о младшем брате, в котором уже угадывались сила и величие древних монахов-отшельников. С этих пор будущий митрополит взял в пристальное внимание пока еще никому не ведомого радонежского молитвенника, который мог стать закваской для преображения русского монашества, а вслед за тем и всего общества.

В 1340 г. Алексий покинул монастырь: митрополит Феогност назначил его своим наместником. Он стал правой рукой и неофициальным преемником церковного владыки Руси. Это возвышение сказалось и на Стефане. Его возвели в священнический сан, а затем назначили настоятелем Богоявленского монастыря. Будущий святитель Алексий, чьими усилиями московская политика объединения и усиления Руси увенчается грандиозной Куликовской победой, нуждался в поддержке единомышленников, радетелей о русском деле.

Очень скоро великий князь Семен пожелал сделать Стефана своим духовником. Примеру князя последовали ближние бояре. Звание великокняжеского духовника являлось столь же почетным, сколь и трудным служением. Московские владетели, на чьи плечи пало бремя собирания Руси, не были ни праведниками, ни злодеями: они стали исполнителями велений времени. Шли на преступления, когда этого требовала политика, замарывали себя нечистыми делами, каялись, строительством храмов и благотворением испрашивали милости Господней. Князь Семен Иванович недаром носил прозвище Гордый. Как пишет автор книги о св. Сергии историк Н. Борисов, Стефан «видел скрытую для других постоянную борьбу между совестью и политическим расчетом, происходившую в сознании его духовного сына…»

В эти годы братья, очевидно, встречались. Сергий приходил в Москву за разрешением на освящение Троицкой церкви. Стефан также мог изредка посещать Маковец, беседовать с братом о московских и радонежских делах, прикасаться духом к чему-то более чистому и благодатному, чем все познанное им до того. Вероятно, заботами Стефана из Москвы в Троицу не раз отправлялись возы с припасами и вещами, в которых нуждалась обитель.

Около 1347 г. над головой Стефана разразилась буря. Великий князь Семен Иванович задумал вступить в третий брак, против которого решительно восстал митрополит Феогност. Стефан как духовное лицо должен был встать на сторону митрополита, но он поддержал князя. Невеста была из тверского княжеского дома, и этот брак должен был содействовать московской объединительной политике, примирению давно соперничавших Москвы и Твери. Стефан в этой истории – не только духовник, но и самостоятельный политик.

В отсутствие Феогноста Семен Гордый обвенчался с избранницей. Дело было рискованное, все участники его подпадали под церковное наказание вплоть до отлучения от причастия. Стефан как наиболее ответственное в этом лицо и пострадал более всех. Он лишился должности богоявленского игумена и статуса княжеского духовника. Вероятно, митрополит в гневе выслал его из Москвы.

Снова крах всех надежд. Стефан ушел в Троицкую обитель залечивать душевные раны. Перед тем он забрал из дома брата Петра своего младшего сына Ивана. В мальчике проявлялись те же склонности, которые некогда поражали окружающих в Варфоломее-Сергии. По примеру отца и дяди Иван мечтал о монашеском подвиге. Стефан не стал отговаривать 12-летнего сына. Перед постригом полагалось несколько лет проходить послушничество. Но то ли воля отрока была настолько тверда, то ли сильна оказалась убежденность отца, что сын должен пойти по его стопам или даже превзойти, - племянник Сергия был сразу пострижен в иноки с именем Федор.

Вновь Стефан выходит на страницы Жития Сергия при описании событий 1355 г. К этому времени Сергий принял сан священника и официально стал игуменом монастыря. По смерти Феогноста Алексий ездил в Византию ставиться в митрополиты. Сразу после его возвращения в Москву радонежский игумен начал вводить в своей обители новый общежительный устав.

Но пришлось столкнуться со сложностями. По словам Н. Борисова, «против нового устава выступали отнюдь не бездельники и разгильдяи… а, напротив, те, кто выше всего ценил телесный «подвиг» и духовную свободу. Их возмущало последовательно проводимое игуменом единообразие, раздражала предписанная новым уставом дисциплина». Кто-то в итоге покинул Маковец. А оставшиеся противники нововведения, по-видимому, избрали негласным лидером Стефана. Не исключено, прочили его в игумены вместо Сергия. Во всяком случае, сам Стефан хорошо помнил, что обитель на Маковце зачинали двое. И что Сергий в первый год их жизни здесь находился у него в послушании.

В старшем брате еще не улеглись страсти властолюбия и честолюбия и порой поднимали в душе бурю. Да и новый устав, требовавший делить все со всеми, видимо, не лег ему на сердце. И однажды Стефан сорвался.

Во время вечерней службы он пел на клиросе и увидел у регента некую книгу. «Кто дал тебе ее?» - «Игумен». Не была ли эта книга из библиотеки боярина Кирилла? Тогда понятно, что дало первый повод для недовольства. И другой повод, уже для настоящего гнева: внезапно вспыхнувшая обида на брата. «Кто здесь игумен? Не я ли прежде был на этом месте?!» Стефан еще долго не мог успокоиться: криком изливал досаду на Сергия, на новые монастырские порядки, а на деле - на собственную судьбу, раз за разом сокрушавшую все его благие устремления.

Сергий в алтаре все слышал, но ни словом не укорил брата. После службы он незаметно покинул Маковец, ушел на речку Махру, затем далее, на Киржач. Кое-кто из троицкой братии, прознавшей об этом, потянулся к Сергию, в новый монастырь. Что происходило в это время в Троице, неизвестно. Возможно, стал игуменствовать Стефан, добившийся своего. А может, он отказался возглавить иноков, чувствуя раскаяние.

Через несколько лет Сергий вернулся на Маковец по требованию митрополита Алексия. Состоялось примирение двух братьев. Мы лишь не знаем где - остался ли Стефан в Троице или на время ушел из обители. Во всяком случае, много лет спустя, около 1370 г., видим его здесь же, служащим литургию вместе с Сергием и сыном Федором, уже принявшим сан. Это была та самая служба, во время которой два троицких монаха видели ангела, незримо для других шедшего между Сергием и Стефаном.

А далее старший брат Сергия совсем исчезает из его Жития. Можно предполагать, что он тихо и невидно для мира доживал свои годы в монастыре. Не было ли его покаяние после той вспышки честолюбия и гнева настолько сильным, что Стефан предпочел вовсе уйти в тень, в непрестанную молитву, в мысли об иной чести, не от мира сего, но от Бога, достигаемой теми, кто не помышляет о земной славе? И словно в награду за смирение все былые надежды его исполнились в сыне Федоре. Тот стал основателем и игуменом Симоновского монастыря в Москве, а затем духовником великого князя Дмитрия Донского, другом митрополита Киприана и в конце концов архиепископом Ростова. Почти в точности повторив взлет отца и избежав его падений, святитель Федор Ростовский намного превзошел своего родителя и более прославлен потомками.

Стефан умер в глубокой старости. Он пережил Сергия, а возможно, и сына, скончавшегося в 1394 г. Епифаний Премудрый в Житии Сергия сообщил, что в числе старцев, которых он расспрашивал о жизни радонежского игумена после его смерти в 1392 г., был и Стефан.

После кончины Стефана память о нем сохранялась - и, надо думать, не только как о брате Сергия, но и как о праведнике. Прошло не более века, и Стефан сделался местночтимым радонежско-московским святым. С XVI в. он уверенно вошел в святцы. В наше время его имя включено в Соборы радонежских и московских святых.

Преподобный Радонежский, основатель Троице-Сергиева монастыря. Ни в житии С., ни в других источниках нет точного указания на год рождения преподобного, и историки, по различным соображениям, колеблются между 1313, 1314, 1318, 1319 и 1322-м гг. Наиболее вероятным представляется 1314 г. Мирское имя С. было Варфоломей. Отец его, Кирилл, был боярин Ростовских удельных князей, "един от славных в нарочитых бояр, богатством многим изобилуя"; он имел, по словам жизнеописателя С., "житие велико в Ростовьстей области", т. е. владел более или менее значительными вотчинами и угодьями. Кроме Варфоломея, у Кирилла было еще два сына, старший - Стефан и младший - Петр. Годы детства и юности Варфоломея, до двадцатилетнего возраста, протекли под родительским кровом и, по рассказу жития, были ознаменованы рядом чудесных событий. Принадлежа к высшему, боярскому кругу общества, Варфоломей рос, однако, в простой, деревенской обстановке, в усадьбе своего отца. Так, явление чудесного старца, предсказавшего Варфоломею славу великого подвижника, произошло в поле, куда он был послан отцом искать лошадей. Семи лет Варфоломей вместе с братьями отдан был в ученье грамоте одному из тех учителей, духовных или мирян, которые в те времена учили детей у себя на дому т. е. содержали частные школы грамоты. Ученье сначала не давалось мальчику; "было это, по словам жизнеописателя, по смотрению Божию, дабы дитя получило разум не от людей, но от Бога" С ранних же, детских лет стала развиваться у Варфоломея наклонность к тихой, созерцательной, молитвенной жизни, к чему располагал и благочестивый строй домашней жизни. Уже двенадцатилетним мальчиком он вступил на путь подвижничества, которого не возбраняли ему благочестивые родители: соблюдал строго посты, предавался молитве в храме и дома, усердно изучал священные книги.

Когда Варфоломею исполнилось 15 лет, в жизни всей его семьи произошла крутая перемена. Ростовское княжество, после получения великого княжения московским князем Иваном Даниловичем Калитой, приведено было в зависимость от Москвы; подчинение это сопровождалось со стороны московских властей террористическими мерами, постигавшими прежде всего лучших ростовских граждан и бояр, обвиняемых в изменнических замыслах. Спасаясь от насилий московских наместников, многие жители Ростова покидали родину. В эту же тяжелую для всего Ростова пору политического бедствия на боярина Кирилла обрушилось еще личное несчастие: некогда "богатством многим изобилуя", он "на старость обнища и оскуде"; его разорили частые поездки с князем в орду и приемы татарских послов, дани и выходы, хлебные недороды, набеги татарских ратей, особенно опустошение татарами в 1328 г. Тверской области в наказание за восстание тверичей во главе с князем Александром Михайловичем. В этом году пострадало не одно Тверское княжество; по словам летописца, "бысть тогда всей Русской земле велия тягость и томление и кровопролитие от татар". По примеру многих своих сограждан, боярин Кирилл со всей семьей покинул Ростов и поселился в городе Радонеже, уделе младшего сына Ивана Калиты, Андрея. В юноше Варфоломее бедствия, постигшие его родину и семью, еще более укрепили отвращение от суеты и превратностей мира и стремление к иноческому идеалу. Давно уже инок в душе и по жизни, он через несколько лет по переселении в Радонеж, достигнув двадцатилетнего возраста, решился постричься в монахи. Со стороны родителей, проникнутых теми же идеалами, он не встретил возражения. Они просили только обождать их смерти: братья Стефан и Петр жили отдельно своими семьями, и Варфоломей был единственной опорой своих родителей в годы болезненной старости и скудости. Недолго пришлось ему ждать. Через два-три года он похоронил отца и мать, постригшихся перед смертью в Хотьковом монастыре близ Радонежа, где уже монашествовал овдовевший старший их сын, Стефан. Идеалом Варфоломея была древнейшая и совершеннейшая форма иночества - пустынножительство. Между тем русские монастыри того времени поддерживали постоянные и тесные связи с миром, от суеты которого желал уйти юный подвижник. Варфоломей уговорил брата Стефана разделить с ним подвиг пустынножительства. В окрестностях Хотькова монастыря, в дремучем лесу братья избрали место, называвшееся Маковцем или Маковской горой, на реке Консере или Коншуре (по актам XVI-XVII вв.), Кончюре - в настоящее время. "Здесь, - говорит проф. Голубинский, - пустыня была настоящая и суровая; кругом на большое расстояние во все стороны дремучий лес; в лесу - ни единого жилища человеческого и ни единой человеческой стези, так что нельзя было видеть лица и нельзя было слышать голоса человеческого, а можно было видеть и слышать только зверей и птиц". Братья срубили келью и малую церквицу, освященную, по просьбе их к митрополиту Феогносту, во имя Св. Троицы. Стефан не перенес тяжелого искуса пустынножительства и скоро ушел в Москву, в Богоявленский монастырь, но Варфоломей остался тверд и, расставшись с братом, постригся в монахи у некоего игумена Митрофана, настоятеля одного из окрестных приходов, и принял имя Сергия в честь мученика, память которого празднуется 7 октября. В это время Варфоломею было 23 года. После пострижения, совершенного в присутствии "некоторых людей", быть может родных и знакомых из Радонежа, молодой инок остался "един в пустыни безмолвствовати и единствовати" и провел в полном уединении около двух лет. Это было для него тяжелое время самоиспытания. Подобно многим другим подвижникам древней Руси, С. перенес нравственную борьбу, олицетворяемую в агиографии борьбой с темной силой демонских наваждений и козней.

Двухлетнее уединение С. не укрыло его от мира. Слух о новом подвижнике скоро распространился, и к С. стали приходить монахи, желавшие разделить с ним подвиг пустынножительства. Скоро собралось двенадцать человек братии, и кругом церкви сгруппировались тринадцать келий, обнесенных тыном "не зело пространнейшим". Так возникла знаменитая Троицкая обитель. Сначала никто из братии не имел священнического сана, и для совершения литургии приглашались священники или иеромонахи из окрестных приходов. Наконец, пришел к С. игумен Митрофан, постригавший его в монахи. По избранию С. и его сподвижников он стал первым игуменом и священником новоустроенного монастыря, но через год умер. Тогда по настоятельному желанию братии сам С. решился стать во главе монастыря и епископом Волынским Афанасием, приезжавшим в Москву в отсутствие митрополита, был возведен в сан священника и игумена. Теперь для С., уже закаленного в борьбе с самим собой в годы одиночества, началась пора иных трудов и испытаний - по устроению нового центра религиозно-нравственного просвещения. Трудна и исполнена всяких лишений была жизнь первых иноков Троицкой обители. Немногие обладали достаточной силой духа, и число братии некоторое время не превышало 13 человек с игуменом. Не принося с собой из мира никакого имущества, троицкие иноки должны были добывать себе пропитание тяжелым трудом, пример которого подавал сам неутомимый игумен, обладавший большой физической силой и необходимыми в сельском быту знаниями, между прочим знанием плотничьего мастерства. По словам жития С., около келий "различные сеяхуся семена", т. е. разведен был огород и, может быть, небольшая пашня. Но трудолюбие иноков не всегда обеспечивало им кусок хлеба, и иногда им случалось голодать по несколько дней пока приношение какого-нибудь христолюбца не выручало их из беды. Но С. строго запрещал братии ходить за милостыней и позволял принимать лишь то подаяние, которое приносилось в монастырь самими благочестивыми людьми. Весь обиход монастыря был скуден до нищеты. Иной простец богомолец, привлекаемый в Троицкий монастырь славою его игумена, простодушно создавал в своем воображении образ величественного старца, "окруженного отроками предстоящими и слугами скорорищущими и множеством служащих и честь воздающих"; но, войдя в ограду монастыря где было "все скудостно, все нищетно, все сиротинско" и встретив смиренного монаха, в изодранном и "пелесоватом" рубище копающего гряды, не хотел верить, что это и есть знаменитый С. Нищета препятствовала даже совершению церковных служб; иногда приходилось откладывать литургию по неимению вина и просфор; на утренних и вечерних службах храм освещался березовой или сосновой лучиной, богослужебные книги писались "на берестех", церковные сосуды были выточены из простого дерева, облачения шились из грубой крашенины. Немало трудов и огорчений пришлось положить С. также на то, чтобы воспитать в братии ту силу духа, которою проникнут был он сам и без которой нельзя было делить с ним подвиг пустынножительства. Кротость и незлобие были отличительными чертами характера С., и для нравственного воздействия на малодушных он пользовался только двумя средствами: кротким увещанием и личным своим примером во всяком иноческом подвиге. Подвергая желающих постричься в его монастыре долгому и строгому искусу, он неусыпно следил за жизнью своих иноков и особенно старался не допускать их до физической и духовной праздности.

Неизвестно, как долго пребывал Троицкий монастырь в состоянии первоначальной скудости и нищеты. По мере того как росла слава монастыря и его великого игумена, милостыня и подаяния, сначала только спасавшие братию от голода, стали сменятся крупными вкладами и пожертвованиями. По обычаю, крепко укоренившемуся в древнерусском обществе, обращение к монастырю, как посреднику в деле душевного спасения, за молитвой и поминовением всегда сопровождалось большими или малыми денежными и земельными вкладами. Первым крупным жертвователем явился архимандрит Симон из Смоленской области, человек богатый и пользовавшийся почетом. Но он променял его на честь быть учеником троицкого игумена, и поселившись в его монастыре, вручил ему свое немалое богатство. На средства, принесенные Симоном, С. поставил новый, более обширный деревянный храм и расположил вокруг него кельи правильным четырехугольником. Затем, мало-помалу, стала заселяться и лесная глушь, непосредственно окружавшая монастырь. В окрестностях вырастали постепенно починки и деревни, вырубался лес, расчищались пашни и луга. Заселение края пошло еще быстрее, когда дорога из Москвы в северные города близко придвинулась к монастырю. Если в первые годы существования обители в нее приходили лишь редкие избранники, уходившие из мира и искавшие душевного спасения в подвиге пустынножительства, то спустя лет 10 она стала духовным центром для мирского населения как окрестного края, так и отдаленных областей Руси. В монастыре постоянно сменялись многочисленные богомольцы - миряне. Метко и образно охарактеризовал нравственное воздействие Сергиева монастыря на окружавший его мир проф. Ключевский: "мир приходил к монастырю с пытливым взглядом, каким он привык смотреть на монашество, и если его не встречали здесь словами прииди и виждь , то потому, что такой зазыв был противен Сергиевой дисциплине. Мир смотрел на чин жизни в монастыре преп. Сергия, и то, что он видел, быт и обстановка пустынного братства научали его самым простым правилам, которыми крепко людское христианское общежитие". Из монастыря мир "уходил ободренный и освеженный, подобно тому, как мутная волна, прибиваясь к прибрежной скале, отлагает от себя примесь, захваченную в неопрятном месте, и бежит далее светлой и прозрачной струей". Вместе с тем наступило для монастыря время материального довольства и изобилия. "И начаша, - говорит житие С., - посещати и учащати в монастырь, приносяще многообразная и многоразличная потребования, им же несть числа". Источники не дают прямого ответа на вопрос, владел ли Троицкий монастырь при жизни С. вотчинами и принимал ли он земельные вклады. Известно только, что незадолго до смерти С., когда он уже сложил с себя игуменство, один галичский боярин Семен Федорович подарил монастырю половину варницы и половину соляного колодезя у Соли Галицкой (Акты Юридические, I, № 63). "Начал приобретать вотчины в монастырь, - говорит проф. Голубинский, - непосредственный преемник и личный ученик Сергия, преподобный Никон, и нельзя думать, чтобы этот поступал вопреки воле и завещанию своего учителя... Но, принимая за вероятнейшее, что при самом преподобном Сергии монастырь не имел еще недвижимых имений или вотчин, со всею вероятностью должно думать, что монастырь имел при нем собственное хлебопашество, именно - что преподобным Сергием заведены были кругом монастыря пахотные поля, которые и обрабатывались отчасти самими монахами, отчасти наемными крестьянами, отчасти же крестьянами, которые хотели поработать на монастырь Бога ради".

Пока С. подвизался в глухой пустыне вдали от мира, в обществе немногих избранников, порядок жизни его обители определялся строгим единством идеалов и помыслов братии и безусловным преклонением перед нравственным авторитетом игумена. Но когда мир плотною стеной окружил прославленный монастырь и установил с ним постоянные и близкие сношения, когда умножилось число монашествующих, тогда в монастырь должны были проникать влияния и элементы, нарушавшие прежнюю простоту и гармонию строгой подвижнической жизни. Подобно всем другим русским монастырям того времени, Троицкий монастырь был сначала "особножитным": подчиняясь одному игумену, сходясь для молитвы в один храм, монахи имели каждый свою келью, свое имущество, свою одежду и пищу; эта свобода располагать собою, приобретать имущество и распоряжаться им была источником многих зол и нестроений в монастырях древней Руси и несомненным признаком упадка монашеской жизни. Между тем в XI-XII вв. на Руси существовала другая, более совершенная и древняя форма монастырского устройства, введенная преподобными Антонием и Феодосием Печерскими, - "общежитие", по примеру христианской общины апостольских времен. Но постепенно в русских монастырях утвердилось "особножительство", и преподобному С. принадлежит заслуга восстановления в монастырях северной Руси "общежительства". Жизнеописатель С. рассказывает, что около 1372 г. к С. пришли послы от Константинопольского патриарха Филофея и принесли ему параманд, схиму и патриаршую грамоту: восхваляя С. за добродетельную жизнь, патриарх убеждал его ввести в своем монастыре "общее житие". Московский митрополит Алексий, которому С. сообщил о послании патриарха, со своей стороны благословил его на введение общежительства. Сопоставляя этот рассказ с другими фактами и свидетельствами источников, проф. Голубинский несколько иначе изображает эпизод введения общежития в Троицком монастыре: "Необходимо думать, - говорит он, - что преподобный Сергий ввел в своем монастыре общежитие не потому, чтобы это присоветовал ему патриарх, а потому что он сам хотел этого и что хотел этого вместе с ним святой митрополит Алексей, и что они - Сергий и Алексей - лишь прибегли к авторитету патриарха, дабы придать своему начинанию большую твердость. Необходимо предполагать, что патриарх написал преподобному Сергию послание по просьбе святого Алексея, обращенной к нему этим последним во время бытности в Константинополе для посвящения в митрополиты, бытности целогодичной в 1353-1354 гг.". Согласно с уставом общежительства в монастыре устроены были новые помещения: трапеза, хлебопекарня, амбары, кладовые, разные мастерские, в которых сосредоточивался хозяйственный обиход монастырской жизни. Из среды старейшей братии избраны были должностные лица, помощники игумена: келарь, духовник, экклесиарх, пономарь, канонарх. В богослужение введен был устав иерусалимский (обители преп. Саввы освященного), отличавшийся большею торжественностью сравнительно с уставом Студийским. Остальная братия в свободное от богослужение время должна была заниматься по кельям каким-нибудь рукоделием по назначению игумена. Одним из келейных послушаний было "списание книжное" и переплет рукописей. Сам С. подавал пример трудолюбия: шил одежду и обувь для братии, пек просфоры, катал свечи и вообще не гнушался никакой черной работой. Поддерживая и устрояя свою обитель первоначально пожертвованиями и милостыней христолюбцев-мирян, С. установил обычай странноприимства и благотворительности, когда его монастырь достиг материального благосостояния. По выражению жизнеописателя, "бе рука его простерта к требующим, яко река многоводна и тиха струями". И своим преемникам С. завещал хранить "без роптания" заповедь странноприимства.

Введение общежительства было для С. источником больших трудов и огорчений, которые даже побудили его однажды оставить монастырь и снова предпринять подвиг пустынножительства. Некоторые монахи не желали подчиниться общежительному уставу и ушли из монастыря. Ко времени этой смуты в Троицком монастыре, вызванной введением общежительства, историки относят послание вселенского патриарха к С., осудившего обычный мирской образ жизни русских монахов и увещевавшего братию монастыря во всем повиноваться игумену. Но особенно тяжело было для С. недоброжелательное отношение к нему старшего брата Стефана, вернувшегося в Троицкий монастырь. Покинув С. в пустыне, Стефан ушел в Москву и поселился в Богоявленском монастыре, где встретил Алексия, будущего митрополита. За свою строгую жизнь Стефан был избран игуменом Богоявленского монастыря и приобрел расположение вел. князя Семена Ивановича, который сделал его своим духовником. Но через неколько лет Стефан отказался от своего почетного положения в Москве и снова пришел к младшему брату, чтобы стать иноком его обители. Вместе с собой он привел 12-летнего сына Иоанна, постриженного С. с именем Феодора, впоследствии основателя Московского Симонова монастыря и архиепископа Ростовского. Стефан был человек властолюбивый и хотел первенствовать в монастыре; некоторые монаха, недовольные С. за введение общежительства, сочувствовали ему. Однажды, во время вечерни, Стефан, рассердившись на канонарха, громко сказал: "кто здесь игумен? не я ли первый сел на этом месте?" - и "ина некая изрек, их же не лепо бе". Слова Стефана были услышаны С., служившим в алтаре, и глубоко потрясли его. Окончив вечерню, он, ни сказав никому ни слова, ушел из монастыря за 30 верст, к своему другу Стефану, игумену Махрищского монастыря. Взяв здесь одного монаха, он стал искать места для построения новой обители и остановился, наконец, на берегу реки Киржачи, в 40-50 верстах от монастыря Троицкого. Здесь он решил снова начать подвиг пустынножительства, сознавая, что для борьбы против зла, которое овладело Троицким монастырем, бессильно слово кроткого увещания; другого же средства борьбы С. не знал. Встревоженная внезапным исчезновением игумена, братия Троицкого монастыря скоро отыскала его новую обитель, и некоторые монахи, нелицемерно преданные С., тотчас же переселились к нему. Вместе с ними он, с благословения митрополита Алексия и на средства своих почитателей, выстроил церковь во вмя Благовещения Богородицы, окружил ее кельями и скоро устроил новый монастырь, получивший название Киржачского Благовещенского. Между тем смута в Троицком монастыре улеглась, и братия, чувствуя свою виновность, усердно просила С. вернуться на игуменство в свой стаpый монастырь. Сам митрополит послал к нему двух архимандритов, увещевая исполнить просьбу братии и обещая извести из монастыря строптивых монахов. Незлобивый С. склонился на эти просьбы и увещания и вернулся в Троицкий монастырь, оставив на Киржаче ученика своего Романа.

С первых лет пустынной жизни С. о нем далеко прошла молва, как о великом подвижнике. С течением времени за ним утвердилась слава чудотворца и прозорливца. По словам жизнеописателя, "слава же и слышание о нем пронесеся повсюду; вси имеяху его, яко единого от пророк". Современники уже при жизни называли его "преподобным" и "святым"; в летописном известии о болезни, постигшей его в 1375 г., говорится: "того же лета болезнь бысть тяжка преподобному игумену, Сергею святому". В жизнеописании С. собраны предания о многих совершенных им чудесах и знамениях, которые свидетельствовали перед братией о благодати, почивающей на их игумене, а для него самого являлись моментами наивысшего духовного удовлетворения и просветления. Таковы предания - о видении множества "птиц зело красных", символизировавших будущее обилие иноков в монастыре, о сослужении ангела С. во время литургии, о посещении его Божиею Матерью. Великий духовный авторитет Троицкого игумена открывал ему путь к высшему церковному сану в России, к кафедре митрополита. Митрополит Алексий, близко знавший С., однажды пригласил его к себе и предложил ему в подарок митрополичий параманд с золотым крестом. Не угадывая сразу намерения митрополита, С. уклонился от подарка: "прости меня, владыко, от юности моей не был золотоносцем, тем более хочу пребывать в нищете в лета старости". Тогда Алексий объяснил, что этот подарок есть "знак обручения святительскому сану" и что он желает видеть С. своим преемником; "знаю достоверно, - говорил митрополит, - что все, от великодержавного до последнего человека, тебя пожелают иметь своим пастырем. Теперь заблаговременно ты почтен будешь саном епископа, а после исхода моего и престол мой восприимешь". Но С. на все увещания отвечал решительным отказом и говорил, что лучше снова удалится в безвестную пустыню, чем примет непосильное бремя власти. Когда митрополит Алексий 12 февраля 1378 г. скончался, вел. князь и многие знатные люди, по известию Степенной книги, снова безуспешно обращались к С. с увещанием принять святительский жезл. Из числа кандидатов на митрополичью кафедру С. поддерживал Киприана, который после долгой церковной смуты сделался митрополитом в 1390 г. Но С. не мог ограничить свои труды на пользу церкви тесной оградой Троицкого монастыря. По просьбам князей, митрополита, частных лиц, он основал еще несколько монастырей, вводя в них строгие порядки общежительства и ставя игуменами своих избранных учеников. Так, по поручению вел. князя Димитрия Ивановича он построил два монастыря Дубенских перед Куликовской битвой и после нее, Московский Симонов, Коломенский-Голутвин, по поручению князя Серпуховского Владимира Андреевича - Серпуховский Высоцкий, совместно с митрополитом Алексием - Московский Андроников; наконец по благословению С. построены монастыри: Борисоглебский Устьинский в Ростовской области и Георгиевская пустынь на Клязьме. Многочисленные ученики С. по его примеру строили монастыри вдали от городов, в пустынных местах и неизменно вводили в них устав общежительства. Всего С. с его непосредственными учениками основано от 30 до 40 монастырей, которые в свою очередь стали рассадниками монашества и опорными пунктами колонизации и хозяйственной культуры пустынных дебрей северного Поволжья. Таким образом преподобный С. является отцом северно-русского монашества. В известии Воскресенской летописи о преставлении С. говорится, что он "бе начальник и учитель всем монастырем, иже на Руси".

Своим нравственным авторитетом С. послужил также политическим успехам Московского государства в княжение вел. князя Димитрия Ивановича Донского. В это время Московское государство, оканчивая тяжкую борьбу за существование, впервые вступало на путь широких национальных предприятий, и московский князь из вотчинника превращался в национального государя, вождя северной Руси в борьбе за политическую независимость. В это же время совершался перелом и в национальном самосознании. Поколения, возраставшие под свежими воспоминаниями первых времен татарского ига, угнетаемые мыслью о кончине мира, о погибели Русской земли, сменялись новыми, приносившими более бодрости и уверенности в себе, дерзавшими на открытую борьбу с врагом, перед которым трепетали старые поколения. Мысль русского человека, размышлявшего о судьбах своей родины, снова окрылялась горделивым сознанием, что Русская земля есть золото, искушаемое в горниле бедствий, что бедствия, переживаемые ею, являются доказательством особенного попечения Божия, потому что тернистый и тесный путь к спасению есть путь только избранников божиих. Нравственное обаяние личности преподобного С. было одною из движущих сил в этом процессе национального самосознания, отражавшемся в политических судьбах Руси. "Примером своей жизни, высотой своего духа преп. Сергий поднял упавший дух родного народа, пробудил в нем доверие к себе, к своим силам, вдохнул веру в свое будущее. Он вышел из нас, был плоть от плоти нашей и кость от костей наших, а поднялся на такую высоту, о которой мы и не чаяли, чтобы она кому-нибудь из наших была доступна. Так думали тогда все на Руси, и это мнение разделял православный Восток, подобно тому цареградскому епископу, который, по рассказу Сергиева жизнеописателя, приехав в Москву и слыша всюду толки о великом русском подвижнике, с удивлением восклицал: “како может в сих странах таков светильник явитися ?”" (проф. Ключевский). Важнейшее по своим нравственным последствиям событие XIV века, Куликовская победа 1380 г., приписывалась современниками молитвам С. Перед выступлением из Москвы, 18 августа, вел. князь приехал в Троицкий монастырь с боярами и воеводами испросить благословение игумена. Отслужив напутственный молебен и упросив вел. князя разделить братскую трапезу, С. вдохнул в него мужество предсказанием победы, хотя ценою тяжелых потерь. По просьбе Димитрия он дал ему двух монахов Александра Пересвета и Андрея Ослябю, которые в миру были боярами и людьми опытными в военном деле. Оставляя монастырь, вел. князь дал обет построить монастырь во имя Богородицы, если одолеет врага. В самый день сражения, 8 сентября, С. прислал вел. князю в благословение Богородичную просфору и грамоту, конец которой сохранен одной летописью: "чтобы ты, господине, таки пошел, а поможет ти Бог и Троица". После победы вел. князь не замедлил явиться в Троицкий монастырь и щедро одарил его; во исполнение же обета, при помощи С., построил Успенский Дубенский монастырь. В 1382 г. русская земля подверглась новому бедствию, нашествию Тохтамыша. На этот раз вел. князь Димитрий не решился отразить врага вооруженною рукою и, покинув Москву, ушел на север. Услышав о разорении Москвы, С. с братией удалился в Тверь; но монастырь его остался невредим. Несколько раз московский государь пользовался нравственным авторитетом С. в спорах со своими соседями, удельными князьями. В 1365 г. С. был послан вел. князем и митрополитом Алексием в Нижний Новгород мирить суздальских князей Димитрия и Бориса Константиновичей; при этом митрополит, бывший главным советником юного вел. князя, уполномочил С. прибегнуть к крайней мере - закрыть в Нижнем Новгороде церкви. Но в конце концов пришлось все-таки смирять строптивого Бориса Константиновича силою оружия. В другой раз, в 1385 г., С. послан был с мирными предложениями к Рязанскому князю Олегу Ивановичу, самому гордому и непокорливому врагу Москвы. "Преподобный игумен Сергий, - рассказывает летопись, - старец чудный, тихими и кроткими словесы и речьми и благоуветливыми глаголы, благодатию, данною ему от Св. Духа, беседовал с ним (князем Олегом) о пользе душевной и о мире и о любви; князь же великий Олег преложи свирепство свое на кротость и утишись и укротись и умились вельми душею, устыдебося так свята мужа и взял с великим князем Дмитрием Ивановичем вечный мир и любовь в род и род". Этот рассказ характеризует С., как защитника политических интересов московского государя; бесхитростный и незлобивый старец, чуждый политических интересов, брался за исполнение трудных дипломатических поручений только потому, что на распри князей смотрел, как на явления, противные христианской нравственности, и своим духовным авторитетом умел заменять дипломатические аргументы нравственными поучениями. С. принимал также близкое участие в делах семейной жизни вел. князя Димитрия Ивановича и удельного князя Владимира Андреевича, во владениях которого находился Троицкий монастырь. У обоих князей он крестил нескольких сыновей и был свидетелем при составлении духовного завещания вел. князя Димитрия Ивановича.

С. достиг глубокой старости. За шесть месяцев до кончины он передал игуменство ученику своему Никону, а сам предался совершенному безмолвию. Кончина его последовала, после продолжительной болезни 25 сентября 6900 г. от с. м., т. е. в 1391 г., если считать по сентябрьскому летоисчислению, или в 1392 г. - если по мартовскому. Неизвестность, когда именно старое мартовское летоисчисление было заменено сентябрьским, служит причиною разногласия историков в вопросе о годе смерти преподобного С. Известно только, что летоисчисление изменено около времени его кончины. С. просил братию похоронить его вне церкви, на общем монастырском кладбище. Но с разрешения митрополита Киприана его тело было положено в церкви с правой стороны. Через 30 лет, 5 июля 1422 г., совершилось открытие мощей С., в присутствии крестного сына преподобного князя Галицкого Юрия Дмитриевича. Тогда же было установлено местное празднование его памяти в монастыре 25 сентября. В 1448 или 1449 году С. был причислен митрополитом Ионою к лику всероссийских святых. В 1463 г. поставлена первая известная церковь во имя преподобного Сергия Радонежского в Новгороде, на владычном дворе. 25 сентября 1892 г. по всей России торжественно праздновалось пятисотлетие дня его кончины.

Житие преподобного Сергия написано спустя 26 лет после его кончины учеником его, Епифанием премудрым. Но этот первоначальный труд, встречающийся в списках ХVІ - XVII в., был мало распространен: его вытеснили позднейшие переделки, составленные официальным церковным биографом XV в. - ученым сербом Пахомием Логофетом, который редактировал сочинение Епифания, дополнил его сказанием "о проявлении мощей преподобного и о последующих чудесах" до 1450 г. и составил кратную редакцию жития для чтения в церкви и трапезе. Обширное похвальное слово Сергия обыкновенно усвояется в списках Епифанию, но некоторые критики и его приписывают перу Пахомия. Проложное сокращение жития Сергию также предположительно усвояется Пахомию. Наконец, в сокращенном виде житие Сергия вошло в летописные сборники, Софийский Временник, Никоновскую летопись. - Издания житий и литература: "Службы и жития и о чудесах списания преподобных отец наших Сергия Радонежского чудотворца и ученика его преподобного отца и чудотворца Никона". Напечатано в 1646 г. по повелению царя Алексея Михайловича троицким келарем Симоном Азарьиным. - Его же "Книга о новоявленных чудесах преподобного Сергия", изд. С. Ф. Платоновым в "Памятниках древней письменности", LXX, 1888. - Предисловие Симона Азарьина к сказанию о новоявленных чудесах преп. Сергия, "Временн. Общ. Ист. и Древн. росс.", X. - "Житие преподобного и богоносного отца нашего Сергия Радонежского и всея России чудотворца", 1853. Изд. Лаврой со списка ХVІ в., иллюстрированного золотом и красками. - "Великия Минеи-Четии митрополита Макария", изд. Археограф. Комиссии, 1883 г., сентябрь, вып. 3-й. - "Житие преподобного и богоносного отца нашего Сергия Чудотворца и похвальное слово ему, написанное учеником его Епифанием в XV в.". Изд. арх. Леонид в "Памятниках древней письменности", 1885 г., по троицким спискам XVI в. - Житие, составленное имп. Екатериной II, изд. Бартеневым в "Памятниках древней письменности", LXIX, 1887. - Житие, составленное митрополитом московским Филаретом, изд. вместе со Словами и речами, произнесенными во время управления московской епархией, 2 изд., 1835 и 1848. - Арх. Филарет (Гумилевский), "Русские святые", сентябрь. - А. Н. Муравьев, "Жития святых Российской церкви", сентябрь. - Арх. Никон, "Житие и подвиги преп. Сергия", 3 издания, 1885, 1891, 1898. - Е. Голубинский, "Преп. Сергий Радонежский и созданная им Троицкая Лавра", 1892. - П. Пономарев, "Краткая история и описание Свято-Троицкой Сергиевой Лавры", 1 изд. в 1782. - А. В. Горский, "Историческое описание Свято-Троицкой Сергиевой Лавры". - С. К. Смирнов, "Церковно-исторический месяцеслов Свято-Троицкой Сергиевой Лавры". - В. О. Ключевский, "Значение преп. Сергия для русского народа и государства" в Богословском Вестнике, 1892, ноябрь, и в Троицком Цветке, № 9, под заглавием "Благодатный воспитатель русского народного духа". - Его же, "Древнерусские жития святых как исторический источник", стр. 88 и сл. - Е. Голубинский, "Речь о значении преп. Сергия в истории нашего монашества" в Богословском Вестнике, 1892, ноябрь. - Его же ответ критику журнала Странник в Богословском Вестнике, 1873, октябрь и ноябрь. - Н. П. Барсуков, "Источники русской агиографии". - Общие труды по истории русской церкви и государства.

С. P-ский.

{Половцов}

(в миру Варфоломей) - св., преподобный, величайший подвижник земли русской, преобразователь монашества в Сев. Руси. Происходил из знатного рода; родители его, Кирилл и Мария, принадлежали к ростовским боярам и жили в своем поместье недалеко от Ростова, где и родился С. в 1314 г. (по другим - в 1319 г.). Сначала обучение его грамоте шло весьма неуспешно, но потом, благодаря терпению и труду, он успел ознакомиться со Свящ. Писанием и пристрастился к церкви и иноческому житию. Около 1330 г. родители С., доведенные до нищеты, должны были покинуть Ростов и поселились в гор. Радонеже (54 вер. от Москвы). После их смерти С. отправился в Хотьково-Покровский м-рь, где иночествовал его старший брат, Стефан. Стремясь к "строжайшему монашеству", к пустынножитию, он оставался здесь недолго и, убедив Стефана, вместе с ним основал пустынь на берегу р. Кончуры, посреди глухого Радонежского бора, где и построил (ок. 1335 г.) небольшую деревянную церковь во имя св. Троицы, на месте которой стоит теперь соборный храм также во имя св. Троицы. Вскоре Стефан покинул его; оставшись один, С. принял в 1337 г. иночество. Года через два или три к нему стали стекаться иноки; образовалась обитель, и С. был ее вторым игуменом {первый - Митрофан) и пресвитером (с 1354 г.), подававшим всем пример своим смирением и трудолюбием. Постепенно слава его росла; в обитель стали обращаться все, начиная от крестьян и кончая князьями; многие селились по соседству с нею, жертвовали ей свое имущество. Сначала терпевшая во всем необходимом крайнюю нужду пустынь обратилась в богатый монастырь. Слава С. дошла даже до Царьграда: патриарх константинопольский Филофей прислал ему с особым посольством крест, параманд, схиму и грамоту, в которой восхвалял его за добродетельное житие и давал совет ввести в монастыре строгое общинножитие. По этому совету и с благословения митрополита Алексея С. ввел в монастыри общинножительный устав, принятый потом во многих русских монастырях. Высоко уважавший радонежского игумена митрополит Алексей перед смертью уговаривал его быть ему преемником, но Сергий решительно отказался. По словам одного современника, С. "тихими и кроткими словами" мог действовать на самые загрубелые и ожесточенные сердца; очень часто примирял враждующих между собою князей, уговаривая их подчиняться великому князю московскому (напр., ростовского князя - в 1356 г., нижегородского - в 1365 г., рязанского Олега и др.), благодаря чему ко времени Куликовской битвы почти все русские князья признали главенство Дмитрия Иоанновича. Отправляясь на эту битву, последний в сопровождении князей, бояр и воевод поехал к С., чтобы помолиться с ним и получить от него благословение. Благословляя его, С. предрек ему победу и спасение от смерти и отпустил в поход двух своих иноков, Пересвета и Ослябю (см.). Приблизившись к Дону, Димитрий Иоаннович колебался, переходить ли ему реку или нет, и только по получении от С. ободрительной грамоты, увещевавшей его как можно скорее напасть на татар, приступил к решительным действиям. После Куликовской битвы великий князь стал относиться еще с большим благоговением к радонежскому игумену и пригласил его в 1389 г. скрепить духовное завещание, узаконивающее новый порядок престолонаследия от отца к старшему сыну. В 1392 г., 25 сентября, С. скончался, а через 30 лет были обретены нетленными его мощи и одежды; в 1452 г. он был причислен к лику святых. Кроме Троице-Сергиева м-ря, С. основал еще несколько обителей (Благовещенскую на Киржаче, Борисоглебскую близ Ростова, Георгиевскую, Высотскую, Галутвинскую и др.), а его ученики учредили до 40 м-рей, преимущественно в Северной Руси.

Среди сподвижников‑«собеседников» и учеников Сергия Радонежского как-то теряется имя его старшего брата Стефана.

Между тем он – четвёртый из пяти святых, которых дал нам род троицкого игумена (после их родителей и самого Сергия), фигура для XIV века немаловажная.

Стоявший вместе с младшим братом у истоков Троицкой обители, духовник великого князя Симеона Гордого, друг и единомышленник московского митрополита Алексия, настоятель крупного Богоявленского монастыря Москвы, Стефан Московский также почитается как преподобный – то есть святой, стяжавший в монашеском звании богоподобие.

Только вот известно о нём крайне мало. На основе скудных сведений из жития Сергия Радонежского составить житие самого Стефана невозможно. Иными же источниками мы не располагаем. Потому и случается, что несведущие люди иногда путают брата Сергия с другим Стефаном – пермским епископом, великим подвижником того же столетия, просветителем народа коми-зырян. И с ещё одним Стефаном – Махрищским, игуменом другого Троицкого монастыря, расположенного не так далеко от радонежского Маковца.

Стефан – имя распространённое на Руси. Но в те времена, по-видимому, его чаще давали при пострижении в монашество, в память о первомученике Стефане и в знак добровольно принятого на себя страдания (подвижничества) во имя Христа. Брат Сергия получил это имя после своего 25‑летия, когда ушёл в монастырь. И если мирское имя самого Сергия – Варфоломей – нам известно из его жития, то имя какого святого было дано при крещении первенцу ростовского боярина Кирилла и его жены Марии, неизвестно.

Стефан родился около 1310 года. Его детство и юность прошли в достатке боярского дома, глава которого входил в число ближайших советников ростовского князя. Хорошие одежды, щедрый стол, гостеприимство родителей, дядька-воспитатель, собственный конь (ходить по городу пешком боярскому сыну не полагалось), лучшие учителя Ростова, воинские упражнения, естественное честолюбие юного боярича, – всё это было… Но с годами достаток скудел, никло боярское достоинство. И вот сыновей уже посылают исполнять работу вместо слуг: того же Варфоломея на поиски жеребят. Надежды на почётную службу ростовскому князю тают по мере того, как его земли прибирает к рукам московский владетель Иван Калита.

Боярскому сыну остаётся лишь одно поприще, на котором ещё можно достичь высот: книжное учение. Слава Богу, Ростов был одной из духовных столиц Северо-Восточной Руси, многое сохранившей из домонгольской поры. Здесь, при архиерейском дворе, в стенах монастыря Григория Богослова (знаменитый Григорьевский Затвор), находилось учреждённое за век до того училище – своеобразная духовная академия того времени.

Из его стен позднее выйдут такие высокообразованные подвижники, как Стефан Пермский, агиограф и писатель Епифаний Премудрый, автор его жития, равно как и жития Сергия Радонежского. Монастырь и училище имели богатую библиотеку, здесь изучали богословие, греческий и латынь – тогдашний «университетский» курс наук. Здешняя братия славилась церковным пением на греческом языке. Можно предположить, что именно сюда благочестивый боярин Кирилл и отправил учиться своих сыновей. Не отсюда ли Стефан вынес любовь к пению на клиросе, которая сопровождала его потом всю жизнь – и в Москве, и на Маковце? И не здесь ли обучился греческому, а также богословским премудростям, что позволило ему позже войти в круг высшего московского духовенства?

В конце 1320‑х семья вынужденно покидает Ростов и переезжает в село Радонеж, чтобы на льготных условиях, хоть и с нуля, обзаводиться хозяйством. Здесь и сам боярин Кирилл, и все его сыновья впрягаются в телегу крестьянского труда. Рубят лес, расчищают землю под запашки, строятся. «Земляная жизнь» Стефану не по нраву, но до поры он тянет общий груз. Скорее всего, жалеет старых уже родителей, не желает огорчать их своим ропотом на судьбу. Характером Стефан резче, чем Варфоломей, нетерпеливее, эмоциональнее, в нём играют страсти. Однако он терпит и, может быть, терпеть помогает любовь жены Анны.

Стефан женился или незадолго до переезда в Радонеж, или сразу после этого. Анна родила ему двух сыновей – Климента и Ивана. Но вскоре её не стало. Смерть жены явилась для Стефана гранью, разделившей мирскую жизнь в униженье и монашеское восхождение со ступени на ступень – сначала в земном преуспеянии, затем во внутреннем духовном делании. Он принял уход Анны как знак свыше и как повеление – тоже уйти из мира, облачиться в рясу инока, посвятить себя высокому служению – гораздо выше того, о котором честолюбиво думалось в отрочестве. Монашеская жизнь позволяла стряхнуть с себя, как воду, и мечты о земном счастье, и мысли о попранной боярской чести, и горечь нищеты.

Около 1335–1336 годов он принимает постриг в Покровской обители соседнего села Хотькова. Этот монастырь относился к числу так называемых «мирских», мужеско-женских, где находили приют беспомощные члены крестьянского мира. Вскоре там становятся черноризцами отец и мать – Кирилл и Мария. Инок Стефан покоит их старость, а затем отдаёт родителям последний долг: вместе с младшими братьями хоронит их, молится о почивших и творит по ним милостыню, как заведено на Руси.

После сороковин по родителям в монастырь пришёл Варфоломей-Сергий и стал просить Стефана пойти с ним в леса – искать пустынное место для молитвенных подвигов. Вероятно, старший брат согласился не сразу. Дело, задуманное младшим, казалось слишком необычным, невозможным, неподъёмным. О таком подвижничестве на Руси не слыхали, почитай, два века. Но Варфоломей был настойчив, а старший брат не мог отпустить его одного в дикие леса. Может быть, шевельнулось и честолюбие: Стефан увидел в младшем брате духовного делателя, превосходящего его самого, вспомнил о том, как младенцу Варфоломею пророчили богоизбранность. И, как пишет Епифаний Премудрый, «повинуясь словам блаженного юноши, пошёл вместе с ним». Это было около 1337 года.

Поселившись на горе Маковец, братья срубили келью и небольшой храм (часовню), зазимовали. Но Стефан едва вынес тяготы зимовки в диком лесу, без продуктовых запасов и всего потребного человеку, и надумал вернуться в обжитой людьми мир. Наверное, уговаривал и брата, однако Варфоломей был твёрд, как скала. Стефан же решил крепить дух в Москве, стремительно приобретавшей статус церковной столицы Руси, где могли пригодиться его книжные познания.

Там он идёт к земляку, бывшему ростовчанину – тысяцкому Протасию Вельяминову, ближайшему боярину великого князя. Вельяминовы и тогда и позднее были ктиторами (покровителями и жертвователями) Богоявленского монастыря. Эту обитель, вторую по древности в Москве, жаловали вниманием и дарами великие князья, в ней принимали постриг бояре, при ней находился некрополь знатных родов. Располагался монастырь на посаде, к востоку от Кремля, сразу за торгом, шумевшим на нынешней Красной площади (до наших дней сохранился лишь монастырский Богоявленский собор). При поддержке тысяцкого Стефан устроился жительствовать в монастыре.

«Нашёл себе келью и жил в ней, весьма преуспевая в добродетели», – говорится в житии Сергия о его брате. Поскольку Стефан уже имел опыт сурового пустыннического монашества и в какой-то мере всё-таки познал его благодатность, то и в Москве он не стал искать себе послаблений. «Ведь он любил жить в трудах, жил он в келье своей жизнью суровой, постился и молился, и от всего воздерживался, и пива не пил, и скромные носил одежды». Своим аскетизмом Стефан вскоре обратил на себя внимание другого насельника обители – 40‑летнего инока Алексия, тоже боярского сына, будущего митрополита всея Руси, крестника великого князя Ивана Калиты. Хорошо образованных подвижников сблизила любовь к книжной науке и к богослужебному пению. На церковных службах они «на клиросе оба, рядом стоя, пели». Был у них и общий духовник – многоучёный старец Геронтий.
Алексий, близкий к великокняжескому двору, осведомлённый о внутренних пружинах московской политики, о мечтаемом Иваном Калитой «собирании Руси», делился, конечно, всем этим со Стефаном. Быть может, не одну ночь провели они в долгих разговорах о будущем русских земель, разделённых и враждующих под татарским игом, о том, что должна сделать Церковь для их соединения и освобождения Руси из плена. Тогда-то Стефан и поведал Алексию о младшем брате, в котором видны уже были сила и величие древних монахов‑отшельников. С этих самых пор будущий митрополит берёт под пристальное внимание пока ещё никому не ведомого радонежского молитвенника, который мог стать закваской для преображения русского монашества, а вслед за тем и всего общества, тем самым праведником, вокруг которого исцеляются и спасаются тысячи.

Вскоре после смерти Ивана Калиты в 1340 году Алексий покинул монастырь: митрополит Московский Феогност назначил его своим наместником. Отныне товарищ Стефана становился правой рукой и неофициальным преемником церковного владыки Руси. Это возвышение сказалось и на Стефане. Его «карьера» тоже пошла резко вверх. По рекомендации Алексия, в котором монах-аскет органично соединялся с умным политиком, Стефан был возведён в священнический сан, а затем назначен настоятелем Богоявленского монастыря. Будущий митрополит –святитель Алексий, чьими усилиями московская политика объединения и усиления Руси позднее увенчается грандиозной Куликовской победой, нуждался в поддержке и окружении единомышленников, радетелей о русском деле. Стефан стал одним из таких людей.

Очень скоро великий князь Симеон, сын Калиты, слышавший от Алексия похвальные отзывы о богоявленском игумене, пожелал стать его духовным сыном. Примеру князя последовали ближние бояре: новый тысяцкий Василий Протасьевич Вельяминов, его брат Феодор и другие. Надо полагать, звание великокняжеского духовника являлось столь же почётным, сколь и трудным служением. Московские владетели, на чьи плечи пало бремя «собирания Руси», не были ни праведниками, ни злодеями, а исполнителями велений времени.

Шли на преступления, когда этого требовала политика, замарывали себя нечистыми делами, каялись, испрашивали милости Господней строительством храмов и благотворением. Князь Симеон Иванович недаром носил прозвище Гордый. Как пишет историк Николай Борисов, Стефан «видел скрытую для других постоянную борьбу между совестью и политическим расчётом, происходившую в сознании его духовного сына… Исповедуя князя, Стефан часто ощущал себя слабым, беспомощным рядом с ним. Ему казалось, что Симеон находится в каких-то особых, близких и вместе с тем сложных, трудных отношениях с Богом».

В эти годы братья, очевидно, встречались, хотя и нечасто. Сергий как минимум единожды приходил в Москву за митрополичьим разрешением на освящение Троицкой церкви (в это время вокруг него уже собралась небольшая община иноков). Стефан также мог изредка посещать Маковец, беседовать с братом о московских и радонежских делах, ночевать в его келье, молиться вместе с ним, прикасаться духом к чему-то более чистому и благодатному, чем всё познанное им до того. Старший брат, конечно, не жалел, что когда-то ушёл из лесной глуши в стольный град. Но, возможно, иногда вскользь высказывал Сергию желание если не поселиться вновь на Маковце, то хотя бы бывать здесь чаще. Вероятно, заботами Стефана из Москвы в Троицу не раз отправлялись телеги, гружённые припасами и необходимыми вещами, в которых остро нуждалась обитель Сергия в первые свои годы.

Около 1347 года над головой Стефана разразилась буря. Великий князь Симеон Гордый задумал вступить в третий брак. От первого у него не осталось детей, второй оказался крайне неудачен и кончился разводом. А против третьего, опираясь на церковные правила, решительно восстал митрополит Феогност. Стефан, как духовное лицо, должен был принять сторону митрополита и отказать князю в благословении на этот брак – но поддержал Симеона. Когда Феогност уехал по делам из Москвы, князь немедленно послал за невестой, тверской княжной, и обвенчался с ней. Дело было рискованное, все участники его, начиная с самого князя, подпадали под суровое церковное наказание – вплоть до отлучения от причастия. Стефан как наиболее ответственное во всей этой истории лицо пострадал более всех. По предположению Н. Борисова, именно в это время он лишился должности богоявленского игумена и статуса княжеского духовника. Не исключено, что митрополит в гневе выслал его и из Москвы (впрочем, с самим князем Феогност вскоре примирился).

Куда было идти Стефану? Он знал только одно место, где мог восстановить мир в душе, взбаламученной крахом своих замыслов и надежд, – ушёл в Троицкую обитель к брату, обосновавшись там на многие годы. Перед тем побывал в Радонеже у самого младшего брата, Петра, которому осталось в наследство всё семейное хозяйство. Там, очевидно, воспитывались оба сына Стефана.

В младшем, Иване, проявлялись те же склонности, которые некогда так поражали окружающих в Варфоломее-Сергии. Подобно отцу и дяде, уже известному по всей Московской земле, Иван мечтал о монашеском подвиге. Стефан не стал ни раздумывать, ни отговаривать 12‑летнего сына, просто взял отрока с собой в Троицкий монастырь и «отдал его в руки святому Сергию». Перед монашеским постригом полагалось несколько лет проходить испытание – послушничество. Но то ли воля отрока была настолько тверда, то ли сказалась убеждённость отца в том, что сын должен пойти по его стопам (а возможно, и превзойти), – юный племянник Сергия был по «велению» Стефана сразу пострижен в иноки с именем Феодор. «Старцы, увидев это, подивились вере Стефана, сына своего не пощадившего, ещё отрока, но с детских лет отдавшего его Богу, как в древности Авраам не пощадил сына своего Исаака», – пишет Епифаний.

Несколько лет после этого о Стефане ничего неизвестно. Вновь он появляется на страницах «Жития преподобного и богоносного отца нашего Сергия-чудотворца» при описании событий 1355 года. К тому времени Сергий уже принял сан священника и стал игуменом монастыря, община его росла. Из Константинополя на Маковец прибыли послы с благословением от патриарха: тот узнал о «высоком житии» Сергия от Алексия, который после смерти Феогноста ездил в Царьград ставиться в митрополиты.

Сразу после его возвращения в Москву радонежский игумен начинает большое дело: вводит в своей обители новый устав – общежительный. Это означает полное отсутствие у монахов личной собственности, вплоть до одежды и книг, общие трапезы, общее монастырское имущество, которым может пользоваться любой монах, совместный труд на пользу обители, строгое распределение работ по хозяйству между всеми насельниками. Он в гораздо большей степени помогает инокам возрастать в смирении и любви, прощении и снисхождении к слабостям ближнего, нежели устав особножительный, когда каждый живёт в своей келье как бы отдельно, независимо от других.

Общежительный монастырский устав труден для соблюдения, он требует постоянной дисциплины и безусловного послушания. До Сергиевых времён такой устав вводили на Руси лишь в XI веке, и причём очень скоро отошли от него. Со сложностями пришлось столкнуться и Сергию. «Против нового устава выступали отнюдь не бездельники и разгильдяи, – пишет Н. Борисов, – такого рода иноки на Маковце долго не задерживались, – а напротив, те, кто выше всего ценил телесный «подвиг» и духовную свободу. Их возмущало последовательно проводимое игуменом единообразие, раздражала предписанная новым уставом дисциплина». Кто-то даже покинул Маковец.

А оставшиеся противники нововведения, по-видимому, избрали своим негласным лидером Стефана. Не исключено, что прочили его в игумены вместо Сергия. Во всяком случае, сам Стефан хорошо помнил, что обитель на Маковце зачинали двое и что Сергий в первый год их жизни здесь находился в послушании у старшего брата.
Быть может, и сам Сергий испытывал неудобство от того, что Стефан, сам некогда державший игуменский посох, вынужден пребывать у него в подчинении. Властолюбия и честолюбия в радонежском настоятеле не было никакого. В старшем брате, напротив, эти страсти ещё не улеглись, порой поднимая в душе бурю. Да и новый устав, требовавший делить всё со всеми, видимо, был ему не по сердцу. И однажды Стефан сорвался.

Во время вечерней службы он пел, как обычно, на клиросе и увидел у регента хора какую-то книгу. «Кто дал тебе её?» – «Игумен». Не исключено, что эта книга была из домашней библиотеки боярина Кирилла, одной из тех, что принес на Маковец Сергий или даже сам Стефан. В таком случае понятно, что дало ему первый повод для недовольства. И второй, уже для настоящего гнева: внезапно вспыхнувшая обида на брата. «Кто здесь игумен? Не я ли прежде был на этом месте?!» Он ещё долго не мог успокоиться: в криках изливал досаду на Сергия, на новые монастырские порядки, а на деле – на собственную судьбу, раз за разом сокрушавшую его благие устремления.

Сергий, находясь в алтаре, всё слышал – но не вымолвил ни слова, не укорил брата ни в чём. После службы, так ничего никому и не сказав, он незаметно покинул Маковец. Ушёл на речку Махру, к Стефану Махрищскому, а затем далее, на Кирчаж, где и принялся обустраивать новый монастырёк. Кое-кто из троицкой братии, прознав об этом, потянулся к Сергию, на новое место. Что происходило в это время в Троице, кого избрали временным настоятелем, неизвестно. Возможно, стал игуменствовать Стефан, добившись своего. А может, он отказался возглавить иноков, горько раскаявшись.

Через несколько лет Сергий вернулся на Маковец по требованию митрополита Алексия, обещавшего, что удалит из обители всех его противников. Иноки встретили игумена с радостью. Состоялось и примирение двух братьев, мы лишь не знаем, остался ли Стефан в Троице или на время ушёл из обители. Во всяком случае, много лет спустя, около 1370 года, мы видим его здесь же, служащим литургию вместе с Сергием и сыном Феодором, уже принявшим сан. Это была та самая служба, во время которой два троицких монаха видели ангела, незримо для других шествовавшего между Сергием и Стефаном.

А далее старший брат Сергия исчезает из его житийного повествования. Можно лишь догадываться, что он тихо и безвидно для мира доживал свои годы в монастыре . Возможно, его покаяние после той памятной вспышки гнева было настолько сильным, что Стефан предпочёл вовсе уйти в тень, в непрестанную молитву, в размышления об иной чести – не от мира сего, но от Бога, достигаемой теми, кто не помышляет о славе земной… И словно в некую награду за смирение, все былые надежды его исполнились в сыне Феодоре. Тот стал основателем и игуменом прославленного Симонова монастыря в Москве, духовником великого князя Дмитрия Донского, другом митрополита Киприана и в конце концов – архиепископом Ростова. Почти в точности повторив взлёт отца и избежав его падений, святитель Феодор Ростовский намного превзошёл своего родителя и более прославлен потомками.

Стефан умер в глубокой старости. Он пережил Сергия, а возможно, и сына, скончавшегося в 1394 году. Епифаний Премудрый в «Житии Сергия» сообщил читателям, что свои записи о Радонежском игумене он начал делать после его смерти в 1392 году. И в числе старцев, которых он расспрашивал о жизни святого, упомянул его брата Стефана. Правда, Епифаний не сказал, где именно с ним беседовал – в Троице или в каком-нибудь из московских монастырей. Неизвестно и где его могила.

После тихой кончины Стефана память о нём сохранялась – и, надо думать, не только как о брате Сергия, но и как о праведнике, достойном почитания. Прошло, должно быть, несколько десятилетий, пока Стефан сделался местночтимым радонежско-московским святым. С XVI века он уже уверенно вошёл в святцы: в рукописном иллюстрированном «Житии Сергия» конца этого столетия Стефан изображается с нимбом преподобного. В наше время его имя включено в соборы (сонмы) радонежских и московских святых.